Неточные совпадения
— Послушай, Казбич, — говорил, ласкаясь к нему, Азамат, — ты добрый
человек, ты
храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда [Гурда — сорт стали, название лучших кавказских клинков.] приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
— Вы, видно, на сонных
людей храброе войско! — говорил, поглядывая на вал, Голокопытенко.
— Вот
храбрый молодой
человек! — заметил Польдишок. — Ты выпьешь его в раю?
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается в нем. “Безумство
храбрых”… Попытка выскочить “из царства необходимости в царство свободы”… Что обещает социализм
человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства свободы”… Жить для того, чтоб умереть, — это плохо придумано».
Но, на беду инквизиции, первым членом был назначен московский комендант Стааль. Стааль — прямодушный воин, старый,
храбрый генерал, разобрал дело и нашел, что оно состоит из двух обстоятельств, не имеющих ничего общего между собой: из дела о празднике, за который следует полицейски наказать, и из ареста
людей, захваченных бог знает почему, которых вся видимая вина в каких-то полувысказанных мнениях, за которые судить и трудно и смешно.
Этот анекдот, которого верность не подлежит ни малейшему сомнению, бросает большой свет на характер Николая. Как же ему не пришло в голову, что если
человек, которому он не отказывает в уважении,
храбрый воин, заслуженный старец, — так упирается и так умоляет пощадить его честь, то, стало быть, дело не совсем чисто? Меньше нельзя было сделать, как потребовать налицо Голицына и велеть Стаалю при нем объяснить дело. Он этого не сделал, а велел нас строже содержать.
Я имею основания считать себя
человеком храбрым, во мне нет трусости.
Я считаю себя
человеком храбрым, морально
храбрым в максимальном смысле, но и физически
храбрым в важные моменты жизни.
Вернувшись, ни Кароль, ни его спутник ничего не сказали капитану о встрече, и он узнал о ней стороной. Он был
человек храбрый. Угрозы не пугали его, но умолчание Кароля он затаил глубоко в душе как измену. В обычное время он с мужиками обращался лучше других, и мужики отчасти выделяли его из рядов ненавидимого и презираемого панства. Теперь он теснее сошелся с шляхтой и даже простил поджигателя Банькевича.
Применяясь к моему ребячьему возрасту, мать объяснила мне, что государыня Екатерина Алексеевна была умная и добрая, царствовала долго, старалась, чтоб всем было хорошо жить, чтоб все учились, что она умела выбирать хороших
людей,
храбрых генералов, и что в ее царствование соседи нас не обижали, и что наши солдаты при ней побеждали всех и прославились.
Все-таки мы воздадим честь севастопольским героям; они только своей нечеловеческой храбростью спасли наше отечество: там, начиная с матроса Кошки до Корнилова [Корнилов Владимир Алексеевич (1806—1854) — вице-адмирал русского Черноморского флота, один из организаторов Севастопольской обороны; 5 октября 1854 года был смертельно ранен при отражении штурма Малахова кургана.], все были Леониды при Фермопилах [Леониды при Фермопилах — Леонид — спартанский царь; в 480 году до н. э. защищал узкий проход Фермопилы с тремястами спартанцев, прикрывая от натиска персов отход греческих войск, пока все триста
человек не пали смертью
храбрых.], — ура великим севастопольцам!
Ведь недаром же
храбрый полковник Варнавинцев пал на поле сражения; найдутся
люди, которые, ради отца, вспомнят и о дочери…
С удивительным наслаждением Калугин почувствовал себя дома, вне опасности, и, надев ночную рубашку, лежа в постели уж рассказал Гальцину подробности дела, передавая их весьма естественно, — с той точки зрения, с которой подробности эти доказывали, что он, Калугин, весьма дельный и
храбрый офицер, на что, мне кажется, излишне бы было намекать, потому что это все знали и не имели никакого права и повода сомневаться, исключая, может быть, покойника ротмистра Праскухина, который, несмотря на то, что, бывало, считал за счастие ходить под руку с Калугиным, вчера только по секрету рассказывал одному приятелю, что Калугин очень хороший
человек, но, между нами будь сказано, ужасно не любит ходить на бастионы.
Ты, может быть, думаешь, что этот капитан был какая-нибудь тряпка? размазня? стрекозиная душа? Ничуть. Он был
храбрым солдатом. Под Зелеными горами он шесть раз водил свою роту на турецкий редут, и у него от двухсот
человек осталось только четырнадцать. Дважды раненный — он отказался идти на перевязочный пункт. Вот он был какой. Солдаты на него Богу молились.
— Об Алексее божьем
человеке, батюшка, о Егории
Храбром, об Иосифе Прекрасном или, пожалуй, о Голубиной книге…
Взрослые, уступая ему дорогу, крестились, а мальчишки, натыкаясь на него, пугливо отскакивали в сторону, если же он шёл на них — молча разбегались. И даже
храбрый будочник Анкудин Черемис, единолично избивавший сразу несколько
человек мастеровых, когда они буянили или колотили жён, играли в орлянку или когда ему было скучно, — даже Анкудин сторонился Алёши и, тревожно мигая косыми глазами, прятал кулаки за спину.
Храбрый Бошняк с этой горстию
людей выступил из крепости и целые шесть часов сряду шел, пробиваясь сквозь бесчисленные толпы разбойников.
На шестьдесят оставшихся в живых
человек, почти за пять месяцев отчаянной боевой работы, за разгон шаек, за десятки взятых в плен и перебитых в схватках башибузуков, за наши потери ранеными и убитыми нам прислали восемь медалей, которые мы распределили между особенно
храбрыми, не имевшими еще за войну Георгиевских крестов; хотя эти последние, также отличившиеся и теперь тоже стоили наград, но они ничего не получили, во-первых, потому, что эта награда была ниже креста, а во-вторых, чтобы не обидеть совсем не награжденных товарищей.
Мурзавецкая. Ах, какой
храбрый! А ты вот что скажи: отчего ты людям-то не кажешься, ни у кого не бываешь?
— Вот что? Ну, в самом деле прекрасная выдумка! Я всегда замечал в этом Дерикуре необычайные способности; однако ж не говорите ничего нашим молодым
людям; рубиться с неприятелем, брать батареи — это их дело; а всякая хитрость, как бы умно она ни была придумана, кажется им недостойною
храброго офицера. Чего доброго, пожалуй, они скажут, что за эту прекрасную выдумку надобно произвесть Дерикура в полицейские комиссары.
— Так что ж? Пускай целят. Не правда ли, что порядочный
человек и
храбрый офицер постыдится вызывать на поединок своего товарища в то время, когда быть раненным на дуели есть бесчестие?..
И вот, когда он убеждается, что бажановского урочного положения ему поддержать нечем, что инструмент рабочий, на приобретение которого он пожертвовал своим личным комфортом, воочию приходит в негодность, что скот содержится неопрятно, смердит («не кадило!» — ворчит скотница на сделанное по этому поводу напоминание) и обещает в ближайшем будущем совсем выродиться, что сам он, наконец, всем надоел, потому что везде «суется», а «настоящего» ничего сказать не может, — тогда на него вдруг нападает то
храброе малодушие, которое дает
человеку решимость в одну минуту плюнуть на все плоды многолетнего долготерпения.
Туда идет и добродетельный
человек, и злодей, и мирный земледелец, и
храбрый воин, и помещик, и золотарь.
—
Храбрый вы, однако же,
человек! — проговорил Вельчанинов.
— Ах, да! То есть о русских, — поправила она его, успокоиваясь. — Вы спрашиваете — почему русские пишут хуже, — это ясно! потому что они не выдумывают ничего интересного. У французов герои настоящие, они и говорят не так, как все
люди, и поступают иначе. Они всегда
храбрые, влюблённые, весёлые, а у нас герои — простые человечки, без смелости, без пылких чувств, какие-то некрасивые, жалкенькие — самые настоящие
люди и больше ничего!
Конь. Бывает это. Иной раз пьяные
люди лучше трезвых,
храбрее. Никого не боится, ну и себя не милует… У нас в роте унтер-офицер был, трезвый — подлиза, ябедник, драчун. А пьяный — плачет. Братцы, говорит, я тоже
человек, плюньте, просит, мне в рожу. Некоторые — плевали.
Стражбы той приехало двадцать
человек, и хотя все они в разных
храбрых уборах, но наших более полусот, и все выспреннею горячею верой одушевленные, и все они плывут по воде как тюленьки, и хоть их колотушкою по башкам бей, а они на берег к своей святыне достигают, и вдруг, как были все мокренькие, и пошли вперед, что твое камение живо и несокрушимое.
Один из полнейших типов их был граф Милорадович,
храбрый, блестящий, лихой, беззаботный, десять раз выкупленный Александром из долгов, волокита, мот, болтун, любезнейший в мире
человек, идол солдат, управлявший несколько лет Петербургом, не зная ни одного закона, и как нарочно убитый в первый день царствования Николая.
— Да, — сказал я: — мне кажется, что в каждой опасности есть выбор, и выбор, сделанный под влиянием, например, чувства долга, есть храбрость, а выбор, сделанный под влиянием низкого чувства, — трусость: поэтому
человека, который из тщеславия, или из любопытства, или из алчности рискует жизнию, нельзя назвать
храбрым, и, наоборот,
человека, который под влиянием честного чувства семейной обязанности или просто убеждения откажется от опасности, нельзя назвать трусом.
—
Храбрый?
храбрый? — повторил капитан с видом
человека, которому в первый раз представляется подобный вопрос: —
храбрый тот, который ведет себя как следует, сказал он, подумав немного.
Трилецкий. Дай, великий
человек! Одолжи, и я одолжу тебя когда-нибудь! Будь столь добр, великодушен и храбр! Самый
храбрый из евреев тот, кто дает взаймы без расписки! Будь самым
храбрым евреем!
Для того, чтобы
люди думали, что мы имеем добродетели, мы готовы даже отказаться от них. Мы готовы быть трусами, только бы прослыть за
храбрых.
Другие пояснили, что между адъютантом и Пшецыньским какая-то японская дуэль происходила и что Болеслав
Храбрый исчез, бежал куда-то; что предводителя Корытникова крестьяне розгами высекли; что помещица Драчиха, вместе с дворовым
человеком Кирюшкой, который при ней состоит в Пугачевых, объявила себя прямой наследницей каких-то французских эмиссаров и вместе со снежковскими мужиками идет теперь на город Славнобубенск отыскивать свои права, и все на пути живущее сдается и покоряется
храброй Драчихе, а духовенство встречает ее со крестом и святою водою.
Что-то случилось неведомое и таинственное, вырывающее из
человека его волю, — мы это называем паникой, — и
храбрый вдруг стал трусом.
Все время боги становятся
людям поперек дороги, ни на одну минуту не дают возможности свободно развернуть свои силы. Боги предопределяют исход боя, посылают ужас на
храбрых, сильными делают слабых, вырывают своих поверженных любимцев из-под копья и уносят их в темном облаке. Зевс посылает Агамемнону лживый сон, чтобы побудить его к бою, в котором греки будут разбиты. Умирающий Патрокл знает, что поверг его не Гектор, с которым он сражался, а стоявший за Гектором Аполлон...
И какие они
храбрые с своими тусклыми зеркальцами, — ничего не видят и говорят просто: здесь темно, надо зажечь свет! Потом сами тушат и засыпают. Я с некоторым удивлением, правда холодноватым, рассматриваю этих храбрецов и… восхищаюсь. Или для страха нужен слишком большой ум, как у Меня? Ведь это не ты же такой трус, Вандергуд, ты всегда слыл
человеком закаленным и бывалым!
Я этому несколько удивился, потому что венгерцы, в моем тогдашнем понимании, были те
люди, которые носят по селам лекарственные снадобья да янтарные четки и крестики; но Пенькновский разъяснил мне, что есть еще и другие венгерцы — очень
храбрые, и что вот с теми-то он как нельзя более заинтересован в их революции.
— Черный Аго такой же
человек, как и мы, король, — говорил он, — зачем же ты хочешь подвергнуть его таким лютым мучениям? Он защищался в бою, как
храбрый вождь. Не губи же его, король! Не убивай его за то, за что он достоин уважения!
—
Храбрый вы
человек!.. Мы не пойдем. Вытолкайте нас.
Оказывалось, на нас шли не смешные толпы презренных «макаков», — на нас наступали стройные ряды грозных воинов, безумно
храбрых, охваченных великим душевным подъемом. Их выдержка и организованность внушали изумление. В промежутках между извещениями о крупных успехах японцев телеграммы сообщали о лихих разведках сотника X. или поручика У., молодецки переколовших японскую заставу в десять
человек. Но впечатление не уравновешивалось. Доверие падало.
Человеку необходимо быть и он должен быть
храбрым; он должен идти вперед и оправдать себя как
человека, вверяясь непоколебимо указанию и выбору высших сил, и первым делом не бояться вовсе.
В Кракове начальствовал полковник Штакельберг, преемник Суворова по командованию Суздальским полком. Он был
храбрый офицер, но слабохарактерный, больной и любящий покой
человек. Александр Васильевич был очень недоволен, что его детище досталось лицу, которое, кроме личной храбрости, не имело с ним, Суворовым, ничего общего.
Гарнизон, снабженный на несколько месяцев провиантом, состоял из 35 000
человек отборного войска, под командою
храброго сераскира Аудузлу-паши.
Еще ранее этих слухов о предстоящей войне, Россия, как один
человек, следила за событиями на Балканском полуострове, и все симпатии русских
людей были на стороне боровшихся за свою свободу болгар и сербов, в рядах которых сражались наши
храбрые добровольцы.
Истинно русские
люди искони отличались любовью к отечеству и искренней верой в Всемогущего Творца, в Того, чья десница благословила горы Киевские и освятила Днепр — купель наших предков; чья десница благословила начинания Владимира Святого, подкрепила Ярослава, покровительствовала Александру Невскому; поразила рукой Дмитрия полчища Батыевы и покорила под власть России многочисленные народы и на этих самых местах прославила оружие
храбрых защитников этого отечества.
Роберт Бернгард, о котором упоминал в своих рассуждениях Гримм, был более открытый претендент на руку Эммы фон-Ферзен. Красивый молодой
человек, отважный,
храбрый, с честной, откровенной душой, он был любимцем Иоганна фон-Ферзен, и старик часто задумывался о возможности породниться с ним, отдав ему свое сокровище — Эмму.
С трудом мог Дюмон поверить, чтобы Паткуль, хитрый, благоразумный дипломат,
храбрый полководец и
человек просвещенный, мог до такой степени запутать свой рассудок в астрологических бреднях; но, как вежливый француз, согласился с ним наконец, что астрология есть наука, напрасно пренебрегаемая
людьми нового века.
Храбрый до отваги, добрый, но справедливо строгий, он был кумиром солдат и любимец той части своих товарищей, которые искали в
человеке не внешность, а душу.
Роберт Бернгард, о котором упоминал в своих рассуждениях Гримм, был более открытый претендент на руку Эммы фон Ферзен. Красивый молодой
человек, отважный,
храбрый, с честной, откровенной душой, он был любимцем Иоганна фон Ферзена, и старик часто задумывался о возможности породниться с ним, отдав ему свое сокровище — Эмму.
Но как, с моей стороны, я весьма желаю ревностных,
храбрых, умных и искусных
людей сохранить, то прошу вас по пустому не вдаваться в опасности.